Когда мы говорим «история», то историю чего именно мы обычно имеем в виду? Не бывает истории вообще, но бывает много разных историй, опирающихся на доступные нам границы познания прошлого.
Есть история оружия… история кулинарии… история искусства… история средневековой европейской архитектуры или, например, история французской поэзии в XVIIIв… Но то, что многие обычно называют историей, на самом деле, есть лишь отдельно взятое ответвление из области исторического знания, а именно — моделируемая и тщательно режиссируемая в угоду современной конъюнктуре «история государства». Главный герой этой постановки — власть. Историю о ней обычно используют как центральный стержень такого «знания», навешивая туда все остальные «истории», которые по каким-то политическим, культурным или религиозным соображениям вписываются в проектируемую картинку и поэтому должны быть учтены в настоящем.
Познания о прошлом, вообще, вещь весьма относительная. Но в добавок к этому все, что связывает наши знания с развитием государства — всегда было и остается изрядно пропитанным идеологией. Вопрос лишь в том, что в одних случаях эта идеология местечковая, а в других — глобальная; в одних — высококачественная, а в других — это дешевый ширпотреб; в одних она устремлена в будущее, а в других — эксплуатирует мифы прошлого… Такая «история» — не наука, т.к в отличие от нее она не обладает системой организации знания. Невозможность (для истории) выработать научное понятие приводит к невозможности формулировать какие-либо объективные исторические законы. Пренебрежение же этим обстоятельством приводит к созданию не более, чем лженаучных пророчеств…
Роман Комыза
07.09.2015
